Так вот, эта парочка пила чай с пирожками, купленными Танюхой, но вид имела смурной. Вера Федоровна поняла — неприятности!

— Такое дело, мать, — сказал Вовка. — Сама видишь, нам тут ничего не светит. Танюха была на фирме, вот документы…

Он показал разложенные на столе анкеты.

— Это что? Я и не пойму…

— И не надо — там все равно по-английски написано, — утешил мать Вовка. — Хотим мы с Танюхой ехать в Канаду.

— Куда?..

— В Канаду, — сказала Танюха. — Там нужны рабочие профессии. А я и сборщицей была, и монтажницей, Вовка шоферить будет, там в северные районы шофера требуются. Только надо поспешить — старше сорока пяти не берут.

— Да вы сбесились, — убежденно сказала Вера Федоровна. — Какая вам Канада?! Это же сколько денег за билеты уйдет? А дети?

— А детям здесь все равно не житье, — ответила Танюха, уже все решившая за своих, сына и дочку. — В Канаде они нормальное образование получат, язык выучат.

— Ты, мать, не бойся, я тебе деньги высылать буду, — пообещал Вовка. — За квартиру расплатишься… Сколько можно на твоей шее сидеть? Только бы получилось…

А по лицу было видно: ну, кому, на фиг, через полгода нужна будет эта квартира в умирающем городе? Про нее все забудут — и можно будет, наверно, жить, никому и ничего не платя…

— Вера Федоровна, — поняв, что окаменевшее лицо полусвекрови ничего хорошего не сулит, заговорила Танюха. — Здесь-то мы чего забыли? Здесь же болото стоячее! Как ни бейся — только на прокорм и заработаешь! Я это пальто уже шестой год ношу! А дальше что? Нищета? Там вкалывать надо по-черному, так ведь и деньги платить будут! Возьмем кредит, купим квартиру, дети в школу пойдут… Вздохнем свободно…

— Здесь же дышать нечем! — выкрикнул Вовка.

— Там тебе будет, чем дышать?!

— Будет!

— Вы на себя посмотрите — кому вы там нужны?! — Вера Федоровна дала волю языку, отпустила себя на свободу — и дикий страх нищего одиночества завопил, заорал, закаркал. — Ты же старая баба, Танюха, тебе же сорок четыре скоро! Кто тебя там на работу возьмет! Там молодые нужны! А ты совсем про свой желудок забыл? Там лекарства дорогие!..

— Хочешь сказать, здесь — дешевые? — огрызнулся сын.

— Так я же и говорю — до сорока пяти люди нужны! Рабочих профессий — выкрикнула Танька. — Я еще успеваю! Хоть на старости лет по-человечески поживу, детей на ноги поставим! Ленке шестнадцать — не хочу, чтобы она на панель пошла, не хочу, слышите, не хочу!!! Да, я знаю — на это деньги нужны! Квартиру продам, все продам — только бы отсюда убраться!

— Дурочка моя, там же все другое! — Вера Федоровна испугалась, что переборщила, и вздумала пронять полуневестку лаской. — А как не приживешься? Обратной-то дороги уже не будет, миленькая! Там с рождения надо жить, чтобы все ладилось, а вы — чужие…

— Вот и хорошо, что обратной дороги не будет, — тихо сказала Танюха. — Вот это как раз и хорошо…

Вера Федоровна поняла, что жизнь кончилась.

Сын молчал, смотрел в пол, и у нее уже не было больше этого сына…

— Ну, хорошо, — покорно сказала она. — Покупатель-то на квартиру есть?

— Через маклера найду.

— Облапошит. Половину денег себе заберет, — со знанием дела предрекла Вера Федоровна.

— Пускай — лишь бы скорее отсюда убраться. А до Канады вода еще не скоро дойдет, там на востоке горы.

— Вот, — оказалось, на подоконнике лежал атлас, и сын пальцем показал эти самые Скалистые горы и даже город Доусон-Крик.

Потом они с Танюхой ушли к ее подруге — учительнице английского, чтобы она помогла правильно заполнить анкету.

Вера Федоровна посидела — без единой мысли в голове, кстати, — потом начала двигаться. Руки сами выключили огонь под чайником, сами открыли и сполоснули термос.

Осознала свои движения она уже одетая-обутая, у порога.

Так получалось, что она опять ехала в бассейн, где прибиралась совершенно без всякого вознаграждения, потому что Портновский, как раз в эту минуту подлетавший со всем семейством к канадскому городу Калгари, напрочь забыв про оставшиеся у уборщицы ключи. Но некоторая польза от бассейна все же имелась — Вера Федоровна приспособилась там мыться, чтобы дома поменьше платить за горячую и даже холодную воду. Поэтому в сумке всегда были и полотенце, и бельишко, и даже тапочки, а мыло с мочалкой она держала в СВОЕЙ подсобке. Она даже прихватила в женской раздевалке банку, где оставалось шампуня еще на две головомойки.

Да и куда было ей деваться вечером — семидесятилетней бабке, осознавшей свое безнадежное одиночество? Лучше уж туалеты драить, чем дома в подушку реветь.

Примерно в половине первого, когда она проводила обязательный, но уже никому не нужный обход, возле служебного входа поднялась возня.

Вооружившись шваброй, Вера Федоровна пошла разбираться.

— Открывай, крещеная душа! — послышался знакомый бас. — Только скорее!

Вера Федоровна отворила — и в коридор ввалилась странная компания. Сперова Антип внес окоченевшего Родриго, потом Коська втащил скачущего на одной ноге Афоню, последними вошли Уклейка и Янка, нагруженные выше меры продовольствием.

Увидев Янку, Вера Федоровна невольно перекрестилась.

— Да ладно тебе, крещеная душа, — сказал черт. — Не бойся, свои…

— Горячую воду врубай, живо! — приказал Антип. — Нужно этого горемыку срочно отогреть! Прямо кипяток врубай! Раздевай его, Коська! А ты, дура, отвернись! Мужик все-таки!

Это относилось к Уклейке, которая норовила оказаться поближе к жениху.

То, что сами водяные, да и болотные черти, ходили без штанов, слабый болотный пол не смущало — у чертей, где положено, длинная шерстка, у водяных — особые водоросли дыбом, так что срам прикрыт. Но насчет людей Антип знал — у них все на виду, и полагал, что дочке раньше времени на эти дела таращиться незачем.

— Сюда, сюда! — засуетилась Вера Федоровна, ощутив неожиданную радость — вот ведь и она кому-то понадобилась. — Направо и еще направо, сынок!

Сынком она назвала Коську, который, прислонив Афоню к стенке, подхватил Родриго.

— Да на нем же все ледяное! — закричала Уклейка. — Коська, ты хоть куртку с него сними!

— Там, там, в душевой! — оборвала ее Вера Федоровна. — А ты, Антип Батькович, в МОЮ подсобку ступай! Там термос с кофе на столе, отхлебни, согрейся!

В душевой она зажгла свет и тут же включила все души — чтобы поскорее набралось горячего пару. Коська меж тем выпростал Родриго из куртки и маялся с молнией штанов. Таких тонкостей его толстые и когтистые пальцы не разумели.

— Дай-ка я… — Вера Федоровна раздела парня, как маленького. — Под душ его умости, видишь, тут вроде корытца! Сток заткни — пусть он греется!

Попав под кипяток, Коська взвизгнул.

— Ничего, терпи, жив останешься! — прикрикнула на него Вера Федоровна и не пошла — побежала в подсобку.

Там Янка уже колдовал над Афониной ногой, нажимал и так, и сяк, выгоняя застрявшую пулю, бормотал на неизвестном языке и сплевывал то направо, то налево. Антип и Уклейка уважительно переглядывались.

— Что значит грамотный пакостник… — сказал Антип. — Такой нигде не пропадет!

— Где это его? — спросила Вера Федоровна.

— Павильон брали — ну и лопухнулись… — Родриговыми словами объяснил Антип. В подробности углубляться не стал — они были для него позорны и неприятны.

Вместо того, чтобы брать все, что кучами навалено в торговом зале, Антип рванулся в запертую дверь, решив, что там, за дверью, непременно будет свежая рыба. Пока выбивал — и затронул, сам того не ведая, сигнализацию. Расхлебывать же его глупость пришлось всей ватаге.

— Чего они тебя пакостником-то зовут? — обидевшись за черта, спросила Вера Федоровна.

— Так пакостник и есть, — мелко дрожа пальцами вокруг раны, отвечал Янка. — Заморочить, с дороги сбить, перепугать — тут я мастер… Ага! Вот она, змеиная зараза…

Пуля выскочила прямо вверх, и он ловко ее поймал.

Вошел Коська.

— Крещеная душа, у тебя тряпицы большой не будет? — спросил он Веру Федоровну. — Завернуть, растереть…